К своему восьмидесятилетию ООН не просто подошла с багажом опыта – она оказалась на изломе эпох, где сталкиваются два видения будущего. Запад стремится «перепрошить» систему глобального управления под свои стандарты, тогда как страны мирового большинства настаивают на возвращении к подлинным принципам равноправия и суверенитета. Исход реформы решит, останется ли Организация универсальным форумом для всех или превратится в инструмент глобального неравенства. Об этом и не только размышляет Лилия Ромадан, кандидат политических наук. Автор является участником проекта «Валдай – новое поколение».

В марте этого года Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш представил программу «ООН‑80». В основе реформы лежат три ключевых направления работы. Во-первых, повышение внутренней эффективности за счёт сокращения бюрократии, оптимизации глобального присутствия, включая перенос функций в регионы с более низкими издержками. Во-вторых, анализ и пересмотр четырёх тысяч мандатов, определяющих деятельность Секретариата ООН (за десятилетие их накопилось более сорока тысяч, многие дублируются или устарели). В-третьих, структурные изменения, включая анализ архитектуры всей системы ООН и возможные изменения её конфигурации.

Инициатива «ООН‑80» тесно связана с попытками западных элит перекалибровать ООН под свои представления об эффективном миропорядке. В концепции реформы всё чаще сквозит идея «умного управления» – то есть управления, опирающегося на симбиоз межгосударственных механизмов и частных технологических инициатив. Некоторые западные эксперты предлагают, например, изменить полномочия Генассамблеи, расширив их в области международного права и принуждения, а также создать постоянные экспертные органы с участием неправительственных акторов. Инициатива «ООН–80» косвенно отражает эти тенденции. Она нацелена на цифровизацию, централизацию планирования и «глобальные программы» под эгидой ООН. Однако такая модернизация грозит вытеснить приоритеты менее развитых государств.

США регулярно критикуют ООН за «неэффективность» и требуют сокращений не по функционалу, а «по чиновникам». Например, президент Дональд Трамп называл Организацию «коррумпированной» и угрожал сокращением финансирования. Однако реальное влияние Вашингтона представляется довольно ограниченным: без согласия Совбеза и большинства мировой общественности любые попытки протащить «технические» реформы с большой вероятностью провалятся. В свою очередь, представители другого фланга на Западе, в частности глобалистские элиты, стремятся сделать ООН более энергичной в продвижении «общечеловеческих» повесток (климат, права человека, ИИ) и в то же время подконтрольной финансовым донорам.

Россия видит в «перезагрузке» ООН шанс вернуть её к первоначальным настройкам – к роли центра согласования позиций государств, а не инструмента доминирования. В заявлениях российских дипломатов подчёркивается: миропорядок должен быть справедливым и устойчивым, с равным участием всех членов Организации. Москва активно поддерживает расширение представительства мирового большинства в Совбезе, считая нелогичным давать новые места исключительно представителям Запада. В целом Россия осторожно относится к любым реформам ООН «сверху», опасаясь «технического переворота»: бюрократические изменения под соусом эффективности не должны нарушать баланс сил.

Китай также выступает за политику взаимного учёта интересов. Он отвергает менталитет холодной войны и рассчитывает построить систему справедливого глобального управления. Пекин готов продвигать свои «инициативы глобального будущего» (к примеру, «Пояс и путь») через ООН, но настороженно относится к попыткам навязать Глобальному Югу чужую повестку. Многополярность и сообщество с общим будущим для человечества – главные посылы Поднебесной. В частности, ООН рассматривается как инструмент решения проблем развития. Организация не должна превращаться в инструмент однополярных интересов.

В целом страны мирового большинства требуют справедливости в международном устройстве. Лидеры Африки, Латинской Америки и Азии «на полях» нынешней сессии Генассамблеи регулярно напоминают о необходимости реформ Совбеза и дружно призывают учесть их интересы. Африканские представители стремятся получить постоянную «прописку» в Совете Безопасности ООН на основе Консенсуса Эзулвини и Сиртской декларации. Главный запрос – не столько «усечь бюрократию», сколько получить гарантии поддержки развития, справедливый доступ к технологиям и соответствующее представительство в структурах власти. Любая реформа, игнорирующая эти фундаментальные потребности, будет воспринята как навязывание чужой «эффективности» и встречена сопротивлением со стороны мирового большинства в ООН.

С учётом разницы в подходах крупнейших международных акторов можно ожидать, что реформа, предложенная Гутерришем, пойдёт по одному из следующих сценариев.

Косметический. Самый вероятный на первом этапе вариант – это разовые организационные перестановки без изменения статуса Совета Безопасности и основного доктринального ядра ООН. Например, оптимизация ооновских агентств (исчезновение дублирующих отделов), перевод некоторых штаб-квартир из дорогих городов (Нью-Йорк, Женева) в африканские и азиатские страны, упрощение отчётности и «цифровизация» внутренних процессов. Такие меры могут сэкономить бюджет, но не изменят силу кворумов или логику голосований. Как следствие, бюджетная нагрузка немного снизится, но вопрос доверия глобальному руководству останется открытым.

Умеренная реорганизация, предполагающая существенные перемены в системе миссий ООН и процедуре принятия решений. К примеру, могут быть объединены близкие по функциям агентства, создан новый глобальный орган по одной из актуальных тем. На практике такой подход приведёт к неоднозначным результатам: он позволит учитывать новейшие приоритеты, но может усилить конфронтацию между крупными игроками. Так, западные державы будут требовать, чтобы новый орган действовал в духе глобализма и либеральных свобод, тогда как Россия, Китай и страны мирового большинства будут отстаивать строгое соблюдение Устава ООН (защита суверенитета, принцип невмешательства). Отсутствие консенсуса, возможно, приведёт к тому, что новая структура быстро превратится в арену геополитических поединков или же, наоборот, в бессмысленный тяжеловесный аппарат.

Радикальный переворот. На сегодня такой «революционный» сценарий вряд ли реалистичен по причине функционирования института «права вето». Если бы попытка и была предпринята, последствия могли бы стать весьма непредсказуемыми. По ряду вопросов достижение консенсуса в текущих геополитических реалиях крайне маловероятно. К таким относятся вопросы расширения Совета Безопасности и использования права вето. Потеря управляемости в СБ может привести к утрате его легитимности и, как следствие, существенному ослаблению роли ООН в целом. В этом случае есть риск, что «бразды правления» перехватят региональные альянсы. Это явно не сыграет в пользу укрепления системы коллективной безопасности. Параллели с прошлым (опыт Лиги наций) показывают: во-первых, механические обновления «для галочки» часто лишь маскируют кризис доверия и быстро теряют актуальность; во-вторых, уповать на безусловное единодушие при смене структуры ООН бесперспективно – нужен учёт интересов всех регионов, а не однобокие инициативы. В то же время, как отмечено в последнем докладе Международного дискуссионного клуба «Валдай», в мире, как ни странно, отсутствует серьёзный революционный потенциал.

Успех реформы «ООН‑80» зависит от умения достичь хрупкого равновесия между глобальной повесткой и искренним учётом национальных запросов стран-участниц. Насколько успешно будут реализованы эти инициативы, покажет время, однако сейчас ясно одно: ООН может остаться хранителем мира лишь тогда, когда все без исключения игроки получат гарантии, что их национальные интересы будут услышаны и учтены.

Источник